Уже лет двадцать мы всё чаще слышим: «Каддафи утратил легитимность», «Асад делегитимировал себя», «США не признают легитимность иранского режима», «США не признают выборы Путина», «США не признают выборы в Думу и СФ России», «Российское руководство сомневается в ле
итимности Зеленского», «на Украине не осталось легитимных органов власти», «выборы в США фальсифицированы, они не отражают волю народа, они нелегитимны» и т. д. (такое и про Китай можно найти, и про его соперников в АТР, и про большую часть европейских стран, а об Африке и Латинской Америке и говорить не приходится).
Поражённый вирусом информационной нелегитимности врагов народ пытается понять, что из этого следует и начинает придумывать самые невероятные объяснения того, что мы, якобы, в результате можем сделать: на что «имеем право». При этом тот же народ бодро смеётся, когда «делегитимировать» пытаются нас или наших союзников и совершено справедливо заявляет, что «ничего они не могут нам сделать».
Народ с беспокойством спрашивает, почему американцы поставляют оружие Украине и требуют, чтобы Иран и КНДР не поставляли нам, чтобы Китай с нами не торговал и весь мир присоединился к антироссийским санкциям, которые нарушают основополагающие принципы международного права, так как могут быть введены только Совбезом ООН? Но тот же народ не задаётся вопросом, почему мы помогаем Сирии, если американцы требовали не помогать и возмущаемся, что американцы помогают Украине, которой требуем не помогать мы, а также где именно в международном праве записано право
на силовое вмешательство в соседнем государстве на основании того, что там произошёл переворот?
Надо просто понять, что хоть политики и дипломаты будут и дальше ссылаться на принципы международного права, оно давно уже не действует. И началось это не на Украине. И начала это не Россия. Старт был дан с разрушением Югославии, когда Запад вмешался в процесс вопреки нормам международного права, просто потому, что Германия устала играть вторые роли и выступила как самостоятельный игрок на Балканах, а США и ЕС не могли допустить персонального германского успеха, который вывел бы её на позицию великой державы, поэтому также вмешались.
Выступить против Германии — тогдашнего экономического локомотива ЕС и образцового члена НАТО, на чьей территории располагались крупнейшие американские базы и которая служила плацдармом для потенциального развёртывания ВС США на Европейском континенте, они не могли, как не могли и позволить ей одной снять с темы все сливки.
Раньше бы они просто предупредили Берлин, что не станут вмешиваться и спасать его от СССР, если Москва решит поддержать Белград. Но СССР тогда уже дышал на ладан и этот аргумент не работал.
Постепенно процесс, начавшийся разрушением Югославии перекинулся на Сербию. Логическая точка была поставлена с признанием Западом независимости Косово. В этот мо
ент Россия заявила, что будет рассматривать данный случай, как прецедент. Именно этим заявлением Москва констатировала смерть международного права и развязала себе руки для любых действий на международной арене. Но Запад не поверил, что кто-то дерзнёт не теоретически заявить, а практически показать, что если нормы не действуют для кого-то одного, то они не действуют для всех.
Россия до последнего момента убеждала Запад не разрушать международное право. Запад воспринимал это как слабость. На самом деле поговорка о русских, которые «долго запрягают, но быстро едут» очень точно отражает традиционную, ещё со времён Ивана III, русскую внешнеполитическую стратегию.
Русские предпочитают играть по правилам и не спешат их нарушать, если нарушает кто-то. Но когда систематическое нарушение правил международного общежития какой-то страной или группой стран начинает представлять для России реальную угрозу, то в один прекрасный момент Москва внезапно «забывает» обо всех и всяческих правилах и начинает трактовать их в свою пользу гораздо эффективнее и масштабнее чем те, кто планировал победить её в игре без правил. Ошарашенные разрушители международного права начинают жалобного пищать, но уже поздно, им просто напоминают, что с седой древности в основе международного права лежит прецедент, а прецедент они создали сами.
Таким образом, даже отказываясь от соблюдения писанных правил, Россия остаётся в русле базовых положений международного права, заключающихся в том, что совершённое одним может быть повторено другим на тех же основаниях. Но при этом надо иметь в виду, что прецедентное право — право сильного. Вы имеете право руководствоваться прецедентом, если вы можете это право защитить.
Поэтому Запад заявлял, что признание им Косово н
е прецедент, а исключительный случай. На что мы (в соответствии с прецедентом) ответили, что признание нами независимости Южной Осетии и Абхазии также исключительный случай. После этого Запад решил нам доказать, что Россия не имела права действовать на основании прецедента, так как не может это право отстоять силой.
Именно тогда, в 2008 году, хоть формально ничего и не случилось (отношения с Западом остались прежними) в Вашингтоне и Брюсселе сделали окончательный выбор в пользу «наказания России». Поначалу предполагалось, что введённые под благовидным предлогом санкции разрушат российскую экономику, возмущённый народ сметёт власть и обеспечит очередной период распада и внутренних конфликтов, после чего Запад выкроит из России десяток-другой государств, которые ничего не будут представлять из себя в геополитическом плане ни вместе, ни по отдельности. Но Россия смогла протянуть время и первые масштабные санкции Запад смог ввести лишь через шесть лет после Пятидневной войны, на фоне им же для этого спровоцированного украинского кризиса.
Дальше надо понимать, что так же как государство не может моментально мобилизовать одеть-обуть-вооружить и послать на фронт пару десятков миллионов человек (но может сделать это постепенно), так же невозможно сразу ввести всеобъемлющие санкции — собственная экономика Запада слишком интегрирована в глобальную, а просчитать все цепочки поставок сразу невозможно, можно размахнуться по врагу, а ударить по себе. Даже вводя санкции постепенно и в ограниченных объёмах, Запад пару раз по себе больно попал.
Поэтому процесс санкционной войны растянулся где-то до 2020–2021 года, когда Запад был вынужден признать, что очередные санкционные пакеты вводятся без надежды на успех, так как все возможные санкции уже применены. Тогда же стало понятно, что следующий этап — военная агрессия против России, путём втягивания её в войну при помощи нападения Украины на ДНР/ЛНР. Под эту задачу, уклонявшийся от войны Порошенко был заменён на президентском посту абсолютно послушной куклой — Зеленским.
До декабря 2021 года Россия пыталась убедить Запад не переходить очередную черту, но, когда стало ясно, что военного конфликта не избежать, применила принцип «если драка неизбежна — бей первым». Противостояние в Западом приняло форму войны. Так решил именно Запад. Россия поначалу цепко держалась за формулу СВО, но Украина и Запад сразу назвали произошедшее войной на уничтожение России. Запад официально поставил задачу победить Россию на поле боя.
А теперь зададим себе вопрос: какие-такие нормы международного права могут действовать в условиях открытой войны России с Западом (поначалу финансово-экономической и дипломатической, а затем и горячей)?
Люди любят повторять формулу Сунь Цзы «война — путь обмана», не особенно вдумываясь в её содержание. На самом деле война — антимир. Во время войны поощряется всё то, что во время мира наказывается, а кто прав, кто виноват определяет лишь победа. Таким образом, если для победы тебе необходимо не просто убивать врагов, одетых в военную форму, но подорвать саму возможность вражеского государства к сопротивлению путём создания его мирному населению неприемлемых для жизни условий, чтобы разрушив тыл, обрушить лишившийся опоры фронт, то ты обязан это сделать, не задумываясь о «слезинке ребёнка». Иначе плакать будет твой ребёнок, а для своего народа ты станешь предателем, не умевшим его защитить из-за каких-то комплексов.
Победитель может быть лучше побеждённого, а может быть хуже побеждённого, он может совершить больше военных преступлений, чем побеждённый, а может меньше (вообще без преступлений ни одна армия не обходится — люди есть люди, а эмоции часто берут верх над разумом и дисциплиной). В любом случае виноват во всех преступлениях будет побеждённый. Здесь действует та же логика, которой руководствуются украинцы, когда обвиняют нас в попадании в жилые дома их собственных зенитных ракет. Они говорят: «ПВО прикрывает важные объекты. Если бы вы не стреляли по этим объектам, ПВО бы не работало и зенитные ракеты в дома бы не попадали». Как вы понимаете, руководствуясь подобной логикой можно обвинить кого угодно в чём угодно (это из области «нечего было шататься по городу в коротком платье и провоцировать насилие»). Но такова логика войны и другой не будет.
Если мы выбираем более гуманный путь к победе, чем наши враги, то только потому, что этот путь для нас более выгоден. Вообще, как показывает тысячелетняя практика войн, победителю выгоднее победить с меньшими приобретениями, но и с меньшим ущербом, нанесённым противнику. Это значительно облегчает послевоенное мироустройство, а войну ведут не ради бесконечной войны (не потому, что «когда снаряды рвутся днём и ночью быстрей дают чины и ордена»), а ради прочного, долговременного и выгодного мира.
Именно поэтому американцы постоянно пытаются нас спровоцировать на всё более и более жесткие меры по отношению к Украине, а мы старательно уклоняемся от худших вариантов.
В феврале 2022 года, излишне оптимистично оценивая настроения украинского общества и влияние политиков на ситуацию, мы пропустили момент, когда кратковременная жёсткость и даже жестокость, проявленная против армии врага, ради быстрого подавления сопротивления и точечные удары по административным структурам в центре и в регионах могли парализовать сопротивление и привести к быстрому окончанию конфликта устраивающим нас миром. Испугавшееся поначалу украинское руководство, почти подписавшее уже стамбульский мир (задачей которого было запустить Украину по пути, по которому в 2008 году была запущена Грузия), по совету своих западных хозяев решилось на полномасштабную войну.
К настоящему моменту, Украина потеряла такое количество убитыми и беженцами, что гуманитарно-прагматические соображения теряют значение — осиротевшие дети, овдовевшие жёны, потерявшие сыновей матери всю жизнь будут помнить, что их близкие погибли, воюя с нами, от наших рук. И этим в первую очередь будет определяться их к нам отношение. Новые квартиры, большие зарплаты и пенсии, а также социальный характер российской государственной политики здесь мало что изменят.
Поэтому мы перестали считаться с комфортом населения, уничтожая энергетическую систему Украины и перестали оправдываться за сопутствующие потери, при ударах по размещённым в городах местам расположения личного состава ВСУ, военным объектам, предприятиям ВПК. Мы не уничтожаем население целенаправленно — в этом нет никакой военной необходимости, но его судьба для нас вторична по сравнению с необходимостью выиграть объявленную нам Западом войну.
Это полностью соответствует правилам ведения войны, согласно которым мирное население не может быть целью ударов, но никто не обязан беспокоиться о возможных косвенных последствиях для него ударов, наносимых по военной инфраструктуре, к которой относится всё, что используется для поддержания боеспособности войск. Даже с точки зрения не действующего, но формально существующего международного права и правил ведения войны, Россия отвечает только за то население, которое находится на подконтрольных ей территориях, за проблемы тех, кто живёт на территориях, контролируемых Киевом, отвечает киевская власть.
Сейчас, кстати, война ведётся гуманнее, чем Великая Отечественная. Тогда не было высокоточного оружия, поэтому при штурме своих (советских) городов, ранее занятых противником, нанося артиллерийские и авиационные удары, мы наносили собственному освобождаемому населению куда больший ущерб, чем сейчас, когда можно, за тысячу километров послать ракету прямо в форточку нужного дома.
В принципе война стала тотальной с начала Первой мировой. Правило «армия воюет против армии» с тех пор больше не действует, так как способность тыла пополнять, вооружать и кормить армию гораздо важнее, чем её способность одерживать сокрушительные победы. С парализованным тылом любая армия долго не продержится.
Поэтому, параллельно военным операциям, разворачиваются давно уже ставшие более важными операции информационно-психологические, направленные на разрушение тыла противника. Но неизбежный в таком случае паралич государственной власти приводит куда большим потерям и разрушениям, чем самые ожесточённые бомбардировки. Мы это на себе почувствовали после распада СССР.
Необходимо понять простую вещь: война не просто жестока, она отрицает все правила, кроме одного — права победителя на создание новых правил. Победителей не судят. Победа всегда честна, а победитель всегда благороден, поскольку побеждённого никто не спрашивает. Как писала Наталья Кончаловская в поэме «Наша древняя столица»: «Кто победил, тот „выиграл“ дело. Он прав, он честен, справедлив…»
В этих условиях хорошо и приемлемо всё, что обеспечивает победу с наименьшими потерями, издержками и в кратчайшие сроки. Иногда при принятии решений доминирует гуманность, иногда жёсткость, но обе они подчиняются требованиям прагматики.
Поэтому права, правила, легитимность и прочее работают в таких условиях следующим образом: на подконтрольном нам пространстве правильно и легитимно всё, что мы считаем таковым, на территории наших врагов правильно и легитимно то, что они таковым считают, что же до нейтралов, союзников и попутчиков обеих сторон, то они свою позицию формируют ad hoc — по каждому случаю отдельно. Но именно наблюдая за ними вы можете убедиться, что для всего мира легитимен только победитель.
По мере того как явственнее проявляется преимущество одной или другой стороны, меняются и настроения нейтралов, и даже союзники могут перебегать со стороны на сторону (ещё в 2015 году Турция не побоялась сбить наш самолёт и готова была к военному противостоянию с Россией, а сейчас этот член НАТО придерживается по отношению к нам вполне позитивного нейтралитета).
Легитимен победитель. Виновен во всём проигравший, ибо зачем же он полез в войну, раз не смог победить. Такова логика противостояния. Поэтому наша задача не выяснять, кто и в чём прав или не прав и не рефлексировать по поводу того, насколько точно мы придерживаемся норм не действующего международного права (сам факт боевых действий, равно как и экономическая война посредством санкций, являются отрицанием этих норм), а просто победить. Победитель напишет новое международное право и «весь цивилизованный мир» с радостью его примет (не цивилизованный тоже).