Доктор политических наук, профессор Генри Сардарян в эфире программы тележурналиста Владимира Соловьёва разобрал тезисы врагов России, которые не скрывают своих настроений. В публичных речах они настаивали и на изоляции нашей страны, и на боевых действиях в отноше
нии русских, и просто уничижительно высказывались. Когда Сардяран договорил, Соловьёв замолчал. После тихо сказал: «Браво!». Итак, вот она – речь профессора на федеральном ТВ.
Так, глава Бюро национальной безопасности Польши Яцек Севера оскорбительно говорил обо всех русских, оценивая нас (как он сам сказал) по туристам, которых когда-то встретил в итальянской пиццерии (кстати, не факт, что туристы были русскими). А тезисы советника премьер-министра Чехии по нацбезопасности Томаша Пояра были чуть сложнее. Он открыто говорил, что Россия должна перестать быть Империей, и тогда, мол, о чём-то с нами можно будет говорить… Сардарян в своём анализе сказал всё, что думает и о Севере, и о Пояре. Его речь была встречена сначала молчанием со стороны Владимира Соловьёва. А после коротким: «Браво!». И с такой оценкой сказанного профессором трудно не согласиться. Давайте процитируем его.
«Отношение Запада к славянам определяется даже языком — английское слово slave, раб, образовано от слав, от славянина. То есть они рабов называют славянами. Это, я думаю, вполне себе понятная культурная парадигма. А наш народ с собой так обращаться не позволяет. Тем не менее, хотел бы на них остановиться, потому что интересные тезисы прозвучали.
Начну тогда с поляка этого. Я не знаю, что
с ним сделали наши отдыхающие, с которыми он столкнулся в Италии. Я знаю, как могут вести себя наши отдыхающие и в Италии, и много где. Видимо, он очень сильно пострадал, раз у него такие воспоминания болезненные, и он всё никак не забудет русских туристов в итальянской пиццерии. Но если серьёзно на это посмотреть, давайте возьмём эту фразу, которую он проговорил, что представьте, что вы сидите в пиццерии, а рядом с вами русские с их культурой и с их поведением. И давайте заменим, допустим, слово «русские» на «чернокожие». И представим, что такую фразу сказал кто-либо в США. В тот же день начнутся массовые акции беспорядков, города сжигать будут, всё, что угодно. На любую другую этническую группу замените, и это будет воспринято как абсолютно крайнее проявление национализма и всех прочих запрещённых идеологических догматов.
Так получается, вы что, только русских так определяете как этническую группу, в отношении которой вы можете себе позволять говорить такое? Мне кажется абсолютно очевидным, что это недопустимо. Нам надо прекращать здесь обсуждать подобное. Так, чтобы они – и Севера, и Пояр, и им подобные понимали, что так больше себя вести не получится. Вот что касается этого неврастеника из Чехии, там очень интересные тезисы прозвучали. Главный тезис для меня, на который я обратил внимание, заключался в следующем.
н говорит, надо от России отгородиться, закрыться, минные поля создать, еще что-то. А может ли Россия поменяться? Да, если Россия перестанет быть Империей. И он же сам, кстати, говорит, что, если мы перестанем быть Империей, мы развалимся. Россий будет много, они будут совсем другие, то есть это будет уже не Россия. Давайте пойдем от обратной логики. Наши враги — единственное, чего они боятся, это то, что мы являемся Империей. Единственный путь, в котором они видят возможность с нами находиться в какой-то другой модели взаимоотношений, очень простой -когда нас нет. А для того, чтобы мы перестали существовать, мы должны перестать быть Империей. В принципе, для нас это должно быть понятно уже достаточно давно, но почему-то для достаточно больших слоёв населения тезис остаётся до сих пор большой загадкой.
К тому же, Империю путают то с формами правления, то с режимами, то ещё с чем-то. Не понимая, что в нашем случае Империя и есть наша сущность. Ведь если мы не Империя, мы не Россия. Мы всё, что угодно, но существовать мы не сможем абсолютно точно».
А что такое Империя? В случае с Россией….
«Конкретно в нашем случае, империя – это объединение различных народов, которые играют ключевую роль на мировой арене. Если максимально компактно сказать. Поэтому либо мы должны перестать быть объединением народов и стать национальным государством одного какого-нибудь народа. И автоматом, за этим мы станем одним из самых незначительных государств на мировой политической арене. Это раз. И два — есть ещё вещи, помимо того, что можно рационально и научно осмыслить. Есть вещи иррациональные, которые связаны с вещами, которые измерить невозможно. Нельзя взять и наше самосознание, культуру нашего народа измерить определениями, дефинициями и так далее.
Русский народ
так устроен, он исторически играет особую роль в мировой истории. И каждый раз, когда человечеству грозит уничтожение, самая страшная тирания и диктатура, никто, кроме русских, с этим справиться не может. Это факт. Можете это измерять, чем угодно. Под это подгонять какие-то теории, ещё что-то, но каждый раз на пути к сатанинскому доминированию какой-то античеловечной силы встаёт русский народ, который способен объединять вокруг себя самые различные народы, религии и так далее. И здесь тогда ключевым вопросом является следующее, что Империя — это не только институты, герб, флаг, гимн и прочие вещи. Империя – это в первую очередь, идея.
Нельзя быть мощной великой мировой Империей, которая борется против доминирования глобалистов, при этом находясь у них в интеллектуальном рабстве. Это исключено. У нас обязательно должна быть идеология, обязательно должна быть идея, предельно понятная как внутри страны, так и за её пределами. Моя личная точка зрения заключается в том, что любая попытка взять и искусственно сейчас придумать, написать какие-то догматы, нормы, принципы, начать их заучивать в надежде, что завтра всё будет по-другому, обречена на провал. Наша история показывает, что даже попытка взять очень системно продуманную, до гениальности фундированную, детализированную идеологию на Западе и попытаться реализовать у себя в стране, это всё равно провальный путь. Потому что проходит несколько десятилетий, наш народ начинает это адаптировать под себя, под свои ценностные ориентиры, принципы, институты социальные и прочее. И через пару десятилетий эта идеология уже точно не такая, какой она была изначально. При этом она не в полной мере соответствует нашим принципам и нашим корням. И мы получаем суррогат, который через какое-то время всё равно прекращает своё существование.
Мы, уже как народ, я думаю, наэкспериментировались за последнее столетие — над нами уже все эксперименты, которые было возможно поставить, поставили. Перепробовали все идеологии модерна, которые могли нам прийти в голову в самых разных их проявлениях. У нас есть идеологическая доктрина, которая нашими предками была продумана, и она была просто ими сформулирована, но она не была придумана ими в 19 веке. Вот граф Уваров, на мой взгляд, наиболее ёмким образом сформулировал, что Россия, как Империя, зиждется на трёх основаниях. Это Православие, самодержавие и народность. Просто нам необходимо немного осмыслить их в современной коннотации. Православие, как традиция, как наша приверженность традиции, конечно, в двух ипостасях. Есть Православие, как религия и религиозная культура. И тот факт, что русские являются православными, и исторически так сложилось, дало им возможность объединить вокруг себя самые различные религиозные конфессиональные группы, не нарушая их прав.
Но Православие и в новой коннотации, как приверженность народов, которые живут в стране, сохранению своей традиции в противовес самым различным идеологическим течениям, которые пытаются уничтожить человека в его традиционном понимании. Когда мы говорим про самодержавие, наше население, многие думают, что речь идёт о монархии как абсолютной как форме правления. Речь вообще не об этом. И Уваров даже не имел в виду этого. Самодержавие здесь является синонимом слова суверенитет. Просто это по-русски звучит, самодержавие. Это перевод с греческого слова автократия. Автократор — тот, кто сам принимает решения. Мы уже, по крайней мере, за эти несколько лет, я думаю, пришли точно к консенсусу, что мы не приемлем никакого места России в мире, которое могло бы предполагать, что на нашей территории будет чья-то воля, кроме нашей собственной. Она может воплощаться через нашего президента, через систему органов публичной власти, но это наша воля должна быть, это и есть самодержавие, это наше русское слово, имеющее корни далеко за пределами 19 века.
Народность – в триаде это третье, но, может быть, должно быть и первым. Народность для нас — это и источник власти в государстве, всё понятно. Но в более глубоком философском понимании нет ничего в России, кроме её народа, что должно быть целеполаганием для её политики, её действий и всего прочего. Ни одна элитарная группа в мире, ни одно желание быть частью цивилизованного человечества, ни одни глобалистские принципы и телодвижения не могут быть важнее, чем интересы собственного народа. Более того, я скажу, у нас есть немного искажённое восприятие. Мы даже в школе, когда учимся, всегда изучаем историю через призму наших лидеров и руководителей, которые были у страны. Я глубоко убеждён, что в русской истории главным субъектом является народ. Потому что у нас были периоды с самыми разными политическими режимами, с самыми разными формами правления. Были периоды, когда у нас вообще государственности не было. Но наше выживание и сохранение было возможным за счёт субъектности народа. И в случае с Россией народ столько всего пожертвовал для того, чтобы сохранить государство… Отдал всё, что у него есть для того, чтобы у нас была величайшая страна на свете. Это достижение нашего народа, потому именно народ должен быть в центре этой триады.
Нам необходимо просто переосмысливать и находить себя в новых условиях. Хочется назвать по-другому, можно назвать по-другому. Но за тысячу лет у нашего народа, у нашего государства, как ни ищите, основы остались прежними. Мы можем взять советский период. Это изначально одна идеология — марксизм, очень своевременная для своего периода, очень прорывная. Но в наших условиях, прошло всего-то пару десятилетий, мы всё равно пришли к тому, что Советский Союз выступает за защиту традиционных ценностей просто в своём понимании каком-то — против разгула безнравственности и прочих вещей на Западе. Что Советский Союз мощная держава, которая самостоятельно принимает решения, и никто ей ничего сказать не может, и что народ, народные движения – это важно. Мы попытались построить другую западную идеологию у себя, либерализм. На это уже меньше времени ушло, чем на марксизм. И слова другие звучали, и тезисы, и ещё что-то. Десять лет прошло, и мы всё равно вернулись к той парадигме, которая у нас есть. Не надо тратить время на абсолютно бестолковые движения, которые нам ничего не дают. Мы либо пойдём по этому пути, возродим для себя ту форму существования, которая комфортна для нас — и я, более того, скажу, понятна для тех, кто нас окружает. Иначе какая-то странная ситуация. Мы всё обижаемся, мол, кто-то с нами был союзником, а теперь не хочет быть — кто-то был нашим партнёром, у нас какие-то отношения складываются. Мы за три десятилетия, уже раза три-четыре им всё разные версии рассказываем. То мы великая коммунистическая держава, то мы теперь этим всем не занимаемся, интегрируемся туда. Сейчас мы ищем себя, но свой поиск почему-то опять осуществляем через западные идеологемы. Но как только мы станем теми, кем нас привыкли видеть тысячу лет, никаких проблем с партнёрами (и противниками) не будет. Вот они увидят русского царя, им станет предельно понятно, что никуда больше дёргаться не надо. Увидят Российскую Империю, станет предельно понятно, что это их единственный путь к спасению. А когда мы и нашим, и вашим, мы вроде как Империя, но знаете, как-то очень хочется и в МВФ, и фильмы для дегенератов снимать, и образование сделать колониальным — хуже, чем у аборигенов, то у этих людей возникают соответствующие вопросы. И нам, кстати, никто не даёт выбора — быть Империей или быть национальным государством в тех же масштабах, как у всех. Нет, нам предлагают либо быть Империей и бороться за это, либо прекратить свое существование в историческом мировом процессе».
Думаем, теперь, прочитав речь целиком, вы понимаете, почему Владимир Соловьёв взял паузу – замолчал, а после сказал: «Браво!».